Установка памятника
П. А. Столыпину в Москве
Фото: ИТАР-ТАСС
Владимир Путин и Дмитрий Медведев
возложили цветы к памятнику
Петру Столыпину. 27.12.2012 года.
по материалам сайта "Правительство России"
возложили цветы к памятнику
Петру Столыпину. 27.12.2012 года.
по материалам сайта "Правительство России"
На сооружение памятника П.А. Столыпину в Москве собрано пожертвований 1095 на сумму 27 586 639.14 руб.
Чернов Виктор Михайлович /О.А.Исхакова
Чернов Виктор Михайлович (9.11.1873, г.Новоузенск Самарской губ. – 15.4.1952, Нью-Йорк, США), политический деятель, публицист, один из лидеров и идеологов партии социалистов-революционеров.
Детство и юность провел в г. Камышине Саратовской губ., где его отец, бывший крепостной, выслуживший дворянство, служил уездным казначеем. Учился в Саратовской гимназии (1883-90), затем в Дерптской гимназии (1891-1892), после окончания которой поступил на юридический факультет Московского университета.
В 1895 г. был арестован по делу партии «Народного права». Ссылку отбывал в Камышине, Саратове, Тамбове. Организатор первой революционной крестьянской организации «Братства для защиты народных прав» в селе Павлодар Борисоглебского уезда Тамбовской губернии (1899). В мае 1899 г. выехал за границу. В феврале 1900 г. стал инициатором создания Аграрно-социалистической лиги, вступил в «Союз русских социалистов-революционеров». Один из организаторов Партии социалистов-революционеров (дек. 1901), член редакции центрального партийного органа газеты «Революционная Россия», автор проекта партийной программы. С 1903 г. член ЦК и Заграничного комитета партии эсеров. Вместе с Е.Ф.Азефом представлял партию на Парижской конференции российских революционных и оппозиционных партий (осень 1904 г.), входил в состав эсеровской делегации на Амстердамском конгрессе 2-го Интернационала (август 1904 г.), участвовал в конференции российских революционных партий в Женеве (апрель 1905 г.).
В период первой русской революции 1905-1907 пропагандировал тактику отказа от «форсирования событий», накопления революционных сил перед решительным натиском на самодержавие, пытался удержать Московский комитет ПСР от участия в вооруженном восстании, осудил тактику Петербургского Совета рабочих депутатов о введении явочным порядком 8-го рабочего дня и подготовку всеобщей стачки. Являлся сторонником проведения организационной работы по расширению революционного влияния в крестьянстве и армии, с тем, чтобы «удержать завоеванные позиции», входил в редакцию первой легальной народнической газеты «Сын Отечества».
На 1-м съезде партии эсеров (январь, 1906), являлся основным докладчиком, автором большинства резолюций, был избран в ЦК. Выступал за бойкот выборов в 1-ю Государственную думу, однако в связи с активным участием населения в избирательной кампании и прохождением в Думу значительного количества крестьянских депутатов, содействовал образованию в Думе крестьянской Трудовой фракции и сотрудничал с ней. На 2-м съезде партии (февраль 1907) являлся автором резолюций съезда о тактике партии во 2-й Государственной думе, высказался против бойкота 2-й Думы, был вновь избран в состав ЦК. Вместе с Н.И.Ракитниковым организовал фракцию эсеров во 2-й Думе, стал сторонником образования левого блока и считал необходимым согласование действий левой оппозиции с кадетами против правительства.
Член аграрной думской комиссии, выработавшей проект земельного закона («Проект 104-х»). Роспуск 2-й Государственной думы и изменение избирательного закона Чернов расценил как шаг правительства к реставрации самодержавия, выступил за бойкот 3-й и 4-й Государственной думы, которые рассматривались им как «конституционная фикция», усиление террористической борьбы и революционной пропаганды в массах, особенно в среде крестьянства. После разоблачения провокатора Е.Ф.Азефа, члена ЦК партии и руководителя Боевой организации, Чернов, долгое время отвергавший все обвинения против него, на 5-м Совете партии (май 1909) заявил о выходе из ЦК ПРС, возлагая на себя ответственность за происшедшее. В 1912-13 гг. руководил журналом «Заветы», занимался литературно-публицистической деятельностью. С началом 1-й мировой войны 1914-18 занял интернационалистскую позицию, участвовал в работе Циммервальдской и Кинтальской конференций социалистов-интернационалистов, на страницах газет «Жизнь» и «Мысль» в 1914-17 сформулировал позицию эсеров-интернационалистов по вопросам войны и мира, революционных и социалистических перспектив в России. После Февральской революции в апреле 1917 г. вернулся в Россию, вошел в состав Петроградского комитета партии, редакцию газеты «Дело народа». Был избран членом Исполкома и товарищем председателя Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, затем товарищем председателя ВЦИК и почетным председателем ЦИК Совета крестьянских депутатов. В мае-августе 1917 г. занимал пост министра земледелия в коалиционном правительстве, считая своей главной задачей выработку земельного закона на основе эсеровской программы социализации земли.
После выхода в отставку в августе 1917 г. выступил за создание однородного социалистического правительства, видя в этом выход из углублявшегося политического кризиса, подверг резкой критике большевистский лозунг о передаче власти в стране Советам. На Демократическом совещании был избран в Предпарламент, однако отстранился от работы в нем, так как считал этот орган «безвластным» и бесполезным. 2 октября 1917 г. Чернов получил отпуск для поездки по России с целью выяснения настроений масс.
После получения известий о захвате власти большевиками, предпринял неудачную попытку поднять против большевиков войска Западного фронта и организовать однородное социалистическое правительство. Вернувшись в Петроград, принял участие во 2-м Всероссийском съезде Советов крестьянских депутатов и 4-м съезде партии эсеров, на котором резко критиковал тактику революционной демократии и ЦК партии, предлагал отказаться от заговорщически-террористических действий и перейти к пропагандистской работе в массах с целью отзыва и перевыборов большевистских депутатов в Советах. Боролся за созыв и открытие Учредительного собрания, был избран его депутатом от Тамбовского избирательного округа по списку партии эсеров и Совета крестьянских депутатов, стал председателем собрания.
После разгона Учредительного собрания переехал в Москву, затем в Поволжье, осудил образованную в Уфе Директорию, рассматривая ее создание как тяжелое поражение демократии. В период гражданской войны считал, что эсеры должны выступить в качестве «третьей силы», ведущей борьбу за демократию на два фронта – против белых и реставрации самодержавия, и против большевиков. В марте 1919 г. нелегально вернулся в Москву, и после решения ВЦИК легализовать партию эсеров, активно участвовал в пропагандистской работе, призывая массы на борьбу с А.В.Колчаком и А.И.Деникиным, одновременно резко критикуя большевистский режим. Осенью 1920 г. эмигрировал, основал и редактировал партийный журнал «Революционная Россия», входил в состав Заграничной делегации ПРС и боролся за сохранение единства партии, верный своей тактике политического центризма. В марте 1928 группа Чернова вышла из заграничной организации партии эсеров и образовала Заграничный комитет партии, продолжавший под руководством Чернова левоцентристский курс. С середины 1930-х гг. выступал за создание в европейских государствах народного фронта с участием коммунистов против усиливавшегося фашизма, и сближение Великобритании, Франции и США с Советским Союзом, подобная резолюция была им предложена в октябре 1938 Исполкому Социалистического интернационала. С октября 1938 г. жил в Париже, в 1940 г. переехал в Нью-Йорк, где продолжал являться членом эсеровской организации, входил в состав редколлегии журнала «За свободу».
После начала Великой Отечественной войны занял патриотические позиции, призвал встать на защиту России, обращался к Сталину с призывом в целях сплочения общества на борьбу с врагом объявить политическую амнистию и прекратить «войну с собственным народом».
15 апреля 1952 г. Чернов скончался в Нью-Йорке. Незадолго до смерти подписал в числе 14-ти русских социалистов обращение «На пути к единой социалистической партии», в котором содержался призыв к объединению всех русских социалистических течений в единую социалистическую партию.
Чернов неоднократно обращался к анализу политического курса Столыпина. Поскольку он являлся теоретиком партии в аграрном вопросе и автором концепции социализации земли, в центре его критики находилась аграрная реформа правительства. Чернов считал, что первоначально указы от 9 и 15 ноября 1906 мыслились Столыпиным как «небольшие противореволюционные маневры». Однако постепенно реформа превратилась для него «в своеобразную земельно-административную утопию, в план целой революции земельных отношений, производимой бюрократическими средствами». Чернов объяснял неприятие общины и составленный план «распыления, расселения, рассаживания на отруба и хутора», лежащий в основе реформы, классовым сознанием Столыпина. В данной области реформаторской деятельности премьером руководил «ковенский помещик», «губернский предводитель дворянства», для которого крестьянство представляло собою «людскую пыль», «соединенную между собою лишь теми связями, которые дает ей он, просвещенный воспитатель и покровитель». Между тем сама идея социализации опиралась у Чернова на «трудовое правосознание крестьянства, на существующие в его среде зародыши или остатки элементарного стихийного трудового коллективизма». Поэтому развитие в крестьянской среде индивидуальной частной собственности была не только не приемлема для него, как для социалиста, но и противоречила, с его точки зрения, природе крестьянского сознания. «Для социалиста, - предостерегал он, - в деревне нет ничего опаснее, как именно насаждение частой собственности, приучение мужика … к мысли о праве торговать, барышничать землей, как об одном из само собой разумеющихся “элементарнейших гражданских прав” человека». В этом заключалась опасность насаждения «собственнического фанатизма», который впоследствии мог стать серьезным препятствием на пути социалистического переустройства деревни.
Сам Чернов не идеализировал общину, отмечая и узость интересов общинников, замкнутых на локальных проблемах, и низкий уровень техники и архаичность агрокультуры, и устаревшие формы поддержания уравнительности в виде частых переделов земли, но все-таки в общине он видел элементы, которые поддерживали ее жизнеспособность. Для эсеров, по его словам, община дорога тем, что в ней «живет, растет и усложняется общая уравнительная тенденция, для которой на известной ступени развития, самые формы общины становятся узкими и тесными», выливаясь за пределы общины, эти начала и воплощаются в социализации. Эволюция общинных форм земледелия, считал Чернов, сама вырабатывает новые жизнеспособные способы уравнительного землепользования, например, частичная «свалка-навалка» душевых наделов, которая проводится в общине с целью «достижения равномерности пользования».
Кроме того, разработанная им программа социализации земли предполагала и другие меры для поддержания социальной уравнительности без ущерба для повышения производительности труда и развития сельскохозяйственного производства (вознаграждение в случае общего передела отдельного хозяина за неиспользованные улучшения, усиленное налогообложение сверхнадельных излишков и пр.).
Для Столыпина и авторов реформы, подчеркивал Чернов, первоочередными являлись не экономические цели, а социальные. Поэтому основной задачей стало разрушение «предрасполагающей к социализму» общины и насаждение частных собственников, в свою очередь поднятие земледельческой культуры и повышение сельскохозяйственного производства выступала как подчиненная задача, «она желательна, но непременно в формах, разрушающих общину». Отсюда не желание учитывать народные трудовые воззрения на землю как на мать-кормилицу, которую «нельзя присваивать, обращать в собственность, в товар, выносимый на рынок, покупаемый и продаваемый, подобно любому другому предмету собственности». Именно на это обстоятельство обращал внимание Чернов, говоря о негативных социальных последствиях столыпинской реформы. Предоставленное законом любому члену общины, даже и не ведущему собственное хозяйство, право выделения и закрепления собственного надела в отруб с последующей возможностью его продажи, вызывала «в деревне панику и побуждала всех наличных домохозяев поспешно “укрепляться“ на своих наделах». Чернов писал, что для авторов реформы это был показатель «переворота в душе народной», тогда как на самом деле свидетельствовало лишь о желании крестьян сохранить землю в общинном обороте. Кроме того, реформа проводилась бюрократическими методами, которые предусматривали выделение на отруба без согласия общины, что вело к обострению социальной напряженности в деревне, росту «взаимного отчуждения, переходящего, наконец, в ненависть».
По его оценкам намеченное насаждение «усовершенствованной» частной собственности вместо «устарелой» общины не удалось. В процессе реализации реформы вместо «развитых форм общин» деревня возвращалась к своим «примитивным формам, перемешанным с крепостным надельным личным пользованием». Неудача столыпинской реформы в этом плане явилась для него убедительным доказательством устойчивости общинных коллективных форм землепользования на фоне сохранявшейся самобытной общиной психологии крестьянства. Столыпина, отмечал Чернов, не обескураживали эти результаты, а, напротив, «пришпоривали его в реформаторском рвении».
Его смерть застала реформу в новой стадии – «накануне разработанного и законченного плана нового натиска на общину целой аграрной “революции сверху“, смело шагающей через все общинные права, народное правосознание, господствующие формы пользования, и грозящего запутать все деревенские отношения в такой сложный гордиев узел, который придется распутывать его наследникам целые десятилетия».
Сам Чернов связывал решение аграрной проблемы с политическими реформами России, по его словам, крестьянская община отражала «общую подавленность и закрепощенность личности в современной России», с установлением демократического государства община станет «демократическим, свободным самоуправлением, простирающимся не только на внешнее благоустройство жизни, но и на распоряжение чрезвычайно важным общественным имуществом – землею…».
Чернов дал Столыпину развернутую характеристику как политическому и государственному деятелю. В качестве основной черты характера в Столыпине-политике он выделил властность. Столыпин любил власть «не из материальных выгод, как иные сановники, а власть как таковую», поскольку она давала ему возможность «чувствовать силу, передвигать события, изменять вещи». Как все «властолюбивые люди», отмечал Чернов, Столыпин отличался злопамятностью, «хорошо помнил все нанесенные ему удары и не прощал их», выбирая время для ответа, иногда долго и терпеливо выжидая. Именно ради сохранения власти он, не смотря «на свойственную ему властность и импульсивность», научился сдерживать себя, идти на уступки и компромиссы, в полной мере овладел искусством политического лавирования и умело использовал свой ораторский дар. Чернов назвал ораторский талант Столыпина «авторитарным красноречием власть имущего», при котором оратор «не доказывал, а декретировал, не убеждал, а заявлял». Такие способности были совершенно непригодны для представителя оппозиции, а вот для министра оказались «как нельзя более подходящими». Талант красноречия Столыпина, который редко встречается в бюрократической среде, «развертывался или увядал в зависимости от твердости положения его носителя». Каждое его выступление в 1-й и 2-й Думе было хорошо продуманным и отрепетированным спектаклем, в котором все произнесенные им «формулы умеренного либерализма» были следствием не холодного расчета и притворства, а использовались в качестве средств ораторского убеждения, «это были магические слова», которыми он «влиял на думский центр, нерешительный, колеблющийся между боязнью потерять популярность в стране и боязнью не “не сберечь Думу“». Столыпин виртуозно овладел искусством политического лавирования, подчеркивал Чернов. Эти способности в полной мере проявились в его взаимоотношениях с либеральными фракциями Думы. Если в 1-й Думе он опасался кадетов, то во 2-й Думе, поняв какую роль они могут сыграть в борьбе с левым флангом, стал их использовать в своих собственных интересах. При этом сами кадеты, чем больше были готовы поступаться собственными политическими принципами ради «бережения Думы» и фактически действовали в интересах Столыпина, тем больше «губили себя» в его глазах. «Он все меньше и меньше уважал ту партию, цвет которой был послан им в тюрьму, и которая после этого переметнулась не влево, а вправо…».
Третьеиюньский центр представленный октябристами он уже чувствовал «мягким воском в своих руках» и смотрел на них как на людей «им самим выведенных “из грязи, да в князи“». Когда же премьер почувствовал, что октябристы готовы выйти из-под его влияния, что проявилось во время конституционного кризиса 1911 г., то он нашел им замену в лице националистов. Чернов допускал серьезность намерения Столыпина сформировать правительство с участием мирнообновленцев и кадетов, но рассматривал этот план как еще одну возможную политическую комбинацию, составленную премьером с определенными политическими целями. Столыпин как шахматный гроссмейстер разыгрывал партию, планируя все будущие ходы вперед, и если и допускал временное отступление перед превосходящими силами соперника, то только с целью перегруппировать силы и нести ответный удар. Если бы эта новая политическая комбинация состоялась, то он непременно бы «сосчитался» с либеральными коллегами по министерству, как только представилась бы такая возможность. При этом Чернов отдавал Столыпину должное в том, что он в своей политической и государственной деятельности руководствовался не узко сословными интересами как «истый дворянин и помещик», а государственными, так как он их понимал. Не смотря на все давление «Совета объединенного дворянства» после роспуска 1-й Думы он не пошел на изменение избирательного закона, а довольствовался «окольным путем сенатских разъяснений». И если против революционной демократии он не колеблясь применил всю систему «военно-полевого воздействия», то «умеренную оппозицию он предпочитал брать медленно – “измором“». В то же время сословно-классовая принадлежность Столыпина сформировала как особенности его характера, так и суть его политики. Ковенский помещик, став саратовским губернатором, с одной стороны, «терпеливо, измором» одолевал земско-дворянский либерализм в Саратовской губернии, с другой, - «решительно и сурово подавлял всякие проявления крестьянского движения».
Чернов называл Столыпина диктатором, подчеркивая авторитарный стиль его руководства соответствующий характеру проводимого им курса, но вместе с тем отмечал его незаурядность как государственного деятеля. По его мнению, по цельности характера и исторической значимости со Столыпиным мог сравниться только В.К.Плеве. Чернов, сопоставляя эти две фигуры, находил в них много общего: «общность целей при различии ресурсов и средств», «сильная власть старого стиля и стиля модерн», «оголенная бюрократическая диктатура и диктатура, обставленная по всем правилам искусства правовыми, чуть-чуть не конституционными декларациями». Столыпин и Плеве, с его точки зрения, представляли две эпохи «эволюции русского государства», «две вехи в его историческом развитии». В этом контексте это – «исторические фигуры», появление которых обусловлено инстинктом самосохранения старого отжившего строя, который в попытках выживания порождает «своеобразно сильные фигуры», подпитывает их собственной энергией и силой умирающего, обреченного на смерть.
Соч.: К вопросу о капитализме и крестьянстве. Нижний Новгород, 1905; К теории классовой борьбы. М., 1906; Маркс и Энгельс о крестьянстве: Историко-критический очерк. 2-е изд. М., 1906; Марксизм и аграрный вопрос: Историко-критический очерк. Ч.1, СПб., 1906; Философские и социологические этюды. М., 1907; Социалистические этюды. М., 1908; В хаосе современной деревни.// Современник, 1911, №6; Министерская карьера Столыпина.// Там же, 1911, №9; Война и «третья сила»: Сборник статей. Женева, 1915; Германская демократия на перепутье. Пг., 1917; Собрание сочинений. Пг., 1917, Вып. 1. Земля и право; На разные темы: Сборник статей из журнала «Воля России». Прага, 1923-1925; Рождение революционной России. (Февральская революция). – Париж, Прага, Нью-Йорк, 1934; Перед бурей. Воспоминания. 2-е изд. М., 1993; Конструктивный социализм. М., 1997. Лит.: Колесниченко Д.А. Виктор Михайлович Чернов // Россия на рубеже веков: исторические портреты. М., 1991; Ярцев Б.К. Поздненародническая концепция революции // Социалистическая идея: История и современность. М., 1992; Ерофеев Н.Д. В.М.Чернов // Политическая история России в партиях и лицах. М., 1993; Гусев К.В. В.М.Чернов: Штрихи к политическому портрету. М., 1999; Федоренко А.А. Политическая концепция В.М.Чернова. М., 1999; В.М.Чернов: Человек и политик: Материалы к биографии / Сост. А.П.Новиков. Саратов, 2004; Аврус А.И., Новиков А.П. П.А.Столыпин и В.М.Чернов (к постановке вопроса об общем в их аграрных программах) // Новейшая история Отечества ХХ-ХХI вв. Сб. науч.тр. Саратовского гос.ун-та им.Н.Г.Чернышевского. В.1. Саратов, 2006.
Детство и юность провел в г. Камышине Саратовской губ., где его отец, бывший крепостной, выслуживший дворянство, служил уездным казначеем. Учился в Саратовской гимназии (1883-90), затем в Дерптской гимназии (1891-1892), после окончания которой поступил на юридический факультет Московского университета.
В 1895 г. был арестован по делу партии «Народного права». Ссылку отбывал в Камышине, Саратове, Тамбове. Организатор первой революционной крестьянской организации «Братства для защиты народных прав» в селе Павлодар Борисоглебского уезда Тамбовской губернии (1899). В мае 1899 г. выехал за границу. В феврале 1900 г. стал инициатором создания Аграрно-социалистической лиги, вступил в «Союз русских социалистов-революционеров». Один из организаторов Партии социалистов-революционеров (дек. 1901), член редакции центрального партийного органа газеты «Революционная Россия», автор проекта партийной программы. С 1903 г. член ЦК и Заграничного комитета партии эсеров. Вместе с Е.Ф.Азефом представлял партию на Парижской конференции российских революционных и оппозиционных партий (осень 1904 г.), входил в состав эсеровской делегации на Амстердамском конгрессе 2-го Интернационала (август 1904 г.), участвовал в конференции российских революционных партий в Женеве (апрель 1905 г.).
В период первой русской революции 1905-1907 пропагандировал тактику отказа от «форсирования событий», накопления революционных сил перед решительным натиском на самодержавие, пытался удержать Московский комитет ПСР от участия в вооруженном восстании, осудил тактику Петербургского Совета рабочих депутатов о введении явочным порядком 8-го рабочего дня и подготовку всеобщей стачки. Являлся сторонником проведения организационной работы по расширению революционного влияния в крестьянстве и армии, с тем, чтобы «удержать завоеванные позиции», входил в редакцию первой легальной народнической газеты «Сын Отечества».
На 1-м съезде партии эсеров (январь, 1906), являлся основным докладчиком, автором большинства резолюций, был избран в ЦК. Выступал за бойкот выборов в 1-ю Государственную думу, однако в связи с активным участием населения в избирательной кампании и прохождением в Думу значительного количества крестьянских депутатов, содействовал образованию в Думе крестьянской Трудовой фракции и сотрудничал с ней. На 2-м съезде партии (февраль 1907) являлся автором резолюций съезда о тактике партии во 2-й Государственной думе, высказался против бойкота 2-й Думы, был вновь избран в состав ЦК. Вместе с Н.И.Ракитниковым организовал фракцию эсеров во 2-й Думе, стал сторонником образования левого блока и считал необходимым согласование действий левой оппозиции с кадетами против правительства.
Член аграрной думской комиссии, выработавшей проект земельного закона («Проект 104-х»). Роспуск 2-й Государственной думы и изменение избирательного закона Чернов расценил как шаг правительства к реставрации самодержавия, выступил за бойкот 3-й и 4-й Государственной думы, которые рассматривались им как «конституционная фикция», усиление террористической борьбы и революционной пропаганды в массах, особенно в среде крестьянства. После разоблачения провокатора Е.Ф.Азефа, члена ЦК партии и руководителя Боевой организации, Чернов, долгое время отвергавший все обвинения против него, на 5-м Совете партии (май 1909) заявил о выходе из ЦК ПРС, возлагая на себя ответственность за происшедшее. В 1912-13 гг. руководил журналом «Заветы», занимался литературно-публицистической деятельностью. С началом 1-й мировой войны 1914-18 занял интернационалистскую позицию, участвовал в работе Циммервальдской и Кинтальской конференций социалистов-интернационалистов, на страницах газет «Жизнь» и «Мысль» в 1914-17 сформулировал позицию эсеров-интернационалистов по вопросам войны и мира, революционных и социалистических перспектив в России. После Февральской революции в апреле 1917 г. вернулся в Россию, вошел в состав Петроградского комитета партии, редакцию газеты «Дело народа». Был избран членом Исполкома и товарищем председателя Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, затем товарищем председателя ВЦИК и почетным председателем ЦИК Совета крестьянских депутатов. В мае-августе 1917 г. занимал пост министра земледелия в коалиционном правительстве, считая своей главной задачей выработку земельного закона на основе эсеровской программы социализации земли.
После выхода в отставку в августе 1917 г. выступил за создание однородного социалистического правительства, видя в этом выход из углублявшегося политического кризиса, подверг резкой критике большевистский лозунг о передаче власти в стране Советам. На Демократическом совещании был избран в Предпарламент, однако отстранился от работы в нем, так как считал этот орган «безвластным» и бесполезным. 2 октября 1917 г. Чернов получил отпуск для поездки по России с целью выяснения настроений масс.
После получения известий о захвате власти большевиками, предпринял неудачную попытку поднять против большевиков войска Западного фронта и организовать однородное социалистическое правительство. Вернувшись в Петроград, принял участие во 2-м Всероссийском съезде Советов крестьянских депутатов и 4-м съезде партии эсеров, на котором резко критиковал тактику революционной демократии и ЦК партии, предлагал отказаться от заговорщически-террористических действий и перейти к пропагандистской работе в массах с целью отзыва и перевыборов большевистских депутатов в Советах. Боролся за созыв и открытие Учредительного собрания, был избран его депутатом от Тамбовского избирательного округа по списку партии эсеров и Совета крестьянских депутатов, стал председателем собрания.
После разгона Учредительного собрания переехал в Москву, затем в Поволжье, осудил образованную в Уфе Директорию, рассматривая ее создание как тяжелое поражение демократии. В период гражданской войны считал, что эсеры должны выступить в качестве «третьей силы», ведущей борьбу за демократию на два фронта – против белых и реставрации самодержавия, и против большевиков. В марте 1919 г. нелегально вернулся в Москву, и после решения ВЦИК легализовать партию эсеров, активно участвовал в пропагандистской работе, призывая массы на борьбу с А.В.Колчаком и А.И.Деникиным, одновременно резко критикуя большевистский режим. Осенью 1920 г. эмигрировал, основал и редактировал партийный журнал «Революционная Россия», входил в состав Заграничной делегации ПРС и боролся за сохранение единства партии, верный своей тактике политического центризма. В марте 1928 группа Чернова вышла из заграничной организации партии эсеров и образовала Заграничный комитет партии, продолжавший под руководством Чернова левоцентристский курс. С середины 1930-х гг. выступал за создание в европейских государствах народного фронта с участием коммунистов против усиливавшегося фашизма, и сближение Великобритании, Франции и США с Советским Союзом, подобная резолюция была им предложена в октябре 1938 Исполкому Социалистического интернационала. С октября 1938 г. жил в Париже, в 1940 г. переехал в Нью-Йорк, где продолжал являться членом эсеровской организации, входил в состав редколлегии журнала «За свободу».
После начала Великой Отечественной войны занял патриотические позиции, призвал встать на защиту России, обращался к Сталину с призывом в целях сплочения общества на борьбу с врагом объявить политическую амнистию и прекратить «войну с собственным народом».
15 апреля 1952 г. Чернов скончался в Нью-Йорке. Незадолго до смерти подписал в числе 14-ти русских социалистов обращение «На пути к единой социалистической партии», в котором содержался призыв к объединению всех русских социалистических течений в единую социалистическую партию.
Чернов неоднократно обращался к анализу политического курса Столыпина. Поскольку он являлся теоретиком партии в аграрном вопросе и автором концепции социализации земли, в центре его критики находилась аграрная реформа правительства. Чернов считал, что первоначально указы от 9 и 15 ноября 1906 мыслились Столыпиным как «небольшие противореволюционные маневры». Однако постепенно реформа превратилась для него «в своеобразную земельно-административную утопию, в план целой революции земельных отношений, производимой бюрократическими средствами». Чернов объяснял неприятие общины и составленный план «распыления, расселения, рассаживания на отруба и хутора», лежащий в основе реформы, классовым сознанием Столыпина. В данной области реформаторской деятельности премьером руководил «ковенский помещик», «губернский предводитель дворянства», для которого крестьянство представляло собою «людскую пыль», «соединенную между собою лишь теми связями, которые дает ей он, просвещенный воспитатель и покровитель». Между тем сама идея социализации опиралась у Чернова на «трудовое правосознание крестьянства, на существующие в его среде зародыши или остатки элементарного стихийного трудового коллективизма». Поэтому развитие в крестьянской среде индивидуальной частной собственности была не только не приемлема для него, как для социалиста, но и противоречила, с его точки зрения, природе крестьянского сознания. «Для социалиста, - предостерегал он, - в деревне нет ничего опаснее, как именно насаждение частой собственности, приучение мужика … к мысли о праве торговать, барышничать землей, как об одном из само собой разумеющихся “элементарнейших гражданских прав” человека». В этом заключалась опасность насаждения «собственнического фанатизма», который впоследствии мог стать серьезным препятствием на пути социалистического переустройства деревни.
Сам Чернов не идеализировал общину, отмечая и узость интересов общинников, замкнутых на локальных проблемах, и низкий уровень техники и архаичность агрокультуры, и устаревшие формы поддержания уравнительности в виде частых переделов земли, но все-таки в общине он видел элементы, которые поддерживали ее жизнеспособность. Для эсеров, по его словам, община дорога тем, что в ней «живет, растет и усложняется общая уравнительная тенденция, для которой на известной ступени развития, самые формы общины становятся узкими и тесными», выливаясь за пределы общины, эти начала и воплощаются в социализации. Эволюция общинных форм земледелия, считал Чернов, сама вырабатывает новые жизнеспособные способы уравнительного землепользования, например, частичная «свалка-навалка» душевых наделов, которая проводится в общине с целью «достижения равномерности пользования».
Кроме того, разработанная им программа социализации земли предполагала и другие меры для поддержания социальной уравнительности без ущерба для повышения производительности труда и развития сельскохозяйственного производства (вознаграждение в случае общего передела отдельного хозяина за неиспользованные улучшения, усиленное налогообложение сверхнадельных излишков и пр.).
Для Столыпина и авторов реформы, подчеркивал Чернов, первоочередными являлись не экономические цели, а социальные. Поэтому основной задачей стало разрушение «предрасполагающей к социализму» общины и насаждение частных собственников, в свою очередь поднятие земледельческой культуры и повышение сельскохозяйственного производства выступала как подчиненная задача, «она желательна, но непременно в формах, разрушающих общину». Отсюда не желание учитывать народные трудовые воззрения на землю как на мать-кормилицу, которую «нельзя присваивать, обращать в собственность, в товар, выносимый на рынок, покупаемый и продаваемый, подобно любому другому предмету собственности». Именно на это обстоятельство обращал внимание Чернов, говоря о негативных социальных последствиях столыпинской реформы. Предоставленное законом любому члену общины, даже и не ведущему собственное хозяйство, право выделения и закрепления собственного надела в отруб с последующей возможностью его продажи, вызывала «в деревне панику и побуждала всех наличных домохозяев поспешно “укрепляться“ на своих наделах». Чернов писал, что для авторов реформы это был показатель «переворота в душе народной», тогда как на самом деле свидетельствовало лишь о желании крестьян сохранить землю в общинном обороте. Кроме того, реформа проводилась бюрократическими методами, которые предусматривали выделение на отруба без согласия общины, что вело к обострению социальной напряженности в деревне, росту «взаимного отчуждения, переходящего, наконец, в ненависть».
По его оценкам намеченное насаждение «усовершенствованной» частной собственности вместо «устарелой» общины не удалось. В процессе реализации реформы вместо «развитых форм общин» деревня возвращалась к своим «примитивным формам, перемешанным с крепостным надельным личным пользованием». Неудача столыпинской реформы в этом плане явилась для него убедительным доказательством устойчивости общинных коллективных форм землепользования на фоне сохранявшейся самобытной общиной психологии крестьянства. Столыпина, отмечал Чернов, не обескураживали эти результаты, а, напротив, «пришпоривали его в реформаторском рвении».
Его смерть застала реформу в новой стадии – «накануне разработанного и законченного плана нового натиска на общину целой аграрной “революции сверху“, смело шагающей через все общинные права, народное правосознание, господствующие формы пользования, и грозящего запутать все деревенские отношения в такой сложный гордиев узел, который придется распутывать его наследникам целые десятилетия».
Сам Чернов связывал решение аграрной проблемы с политическими реформами России, по его словам, крестьянская община отражала «общую подавленность и закрепощенность личности в современной России», с установлением демократического государства община станет «демократическим, свободным самоуправлением, простирающимся не только на внешнее благоустройство жизни, но и на распоряжение чрезвычайно важным общественным имуществом – землею…».
Чернов дал Столыпину развернутую характеристику как политическому и государственному деятелю. В качестве основной черты характера в Столыпине-политике он выделил властность. Столыпин любил власть «не из материальных выгод, как иные сановники, а власть как таковую», поскольку она давала ему возможность «чувствовать силу, передвигать события, изменять вещи». Как все «властолюбивые люди», отмечал Чернов, Столыпин отличался злопамятностью, «хорошо помнил все нанесенные ему удары и не прощал их», выбирая время для ответа, иногда долго и терпеливо выжидая. Именно ради сохранения власти он, не смотря «на свойственную ему властность и импульсивность», научился сдерживать себя, идти на уступки и компромиссы, в полной мере овладел искусством политического лавирования и умело использовал свой ораторский дар. Чернов назвал ораторский талант Столыпина «авторитарным красноречием власть имущего», при котором оратор «не доказывал, а декретировал, не убеждал, а заявлял». Такие способности были совершенно непригодны для представителя оппозиции, а вот для министра оказались «как нельзя более подходящими». Талант красноречия Столыпина, который редко встречается в бюрократической среде, «развертывался или увядал в зависимости от твердости положения его носителя». Каждое его выступление в 1-й и 2-й Думе было хорошо продуманным и отрепетированным спектаклем, в котором все произнесенные им «формулы умеренного либерализма» были следствием не холодного расчета и притворства, а использовались в качестве средств ораторского убеждения, «это были магические слова», которыми он «влиял на думский центр, нерешительный, колеблющийся между боязнью потерять популярность в стране и боязнью не “не сберечь Думу“». Столыпин виртуозно овладел искусством политического лавирования, подчеркивал Чернов. Эти способности в полной мере проявились в его взаимоотношениях с либеральными фракциями Думы. Если в 1-й Думе он опасался кадетов, то во 2-й Думе, поняв какую роль они могут сыграть в борьбе с левым флангом, стал их использовать в своих собственных интересах. При этом сами кадеты, чем больше были готовы поступаться собственными политическими принципами ради «бережения Думы» и фактически действовали в интересах Столыпина, тем больше «губили себя» в его глазах. «Он все меньше и меньше уважал ту партию, цвет которой был послан им в тюрьму, и которая после этого переметнулась не влево, а вправо…».
Третьеиюньский центр представленный октябристами он уже чувствовал «мягким воском в своих руках» и смотрел на них как на людей «им самим выведенных “из грязи, да в князи“». Когда же премьер почувствовал, что октябристы готовы выйти из-под его влияния, что проявилось во время конституционного кризиса 1911 г., то он нашел им замену в лице националистов. Чернов допускал серьезность намерения Столыпина сформировать правительство с участием мирнообновленцев и кадетов, но рассматривал этот план как еще одну возможную политическую комбинацию, составленную премьером с определенными политическими целями. Столыпин как шахматный гроссмейстер разыгрывал партию, планируя все будущие ходы вперед, и если и допускал временное отступление перед превосходящими силами соперника, то только с целью перегруппировать силы и нести ответный удар. Если бы эта новая политическая комбинация состоялась, то он непременно бы «сосчитался» с либеральными коллегами по министерству, как только представилась бы такая возможность. При этом Чернов отдавал Столыпину должное в том, что он в своей политической и государственной деятельности руководствовался не узко сословными интересами как «истый дворянин и помещик», а государственными, так как он их понимал. Не смотря на все давление «Совета объединенного дворянства» после роспуска 1-й Думы он не пошел на изменение избирательного закона, а довольствовался «окольным путем сенатских разъяснений». И если против революционной демократии он не колеблясь применил всю систему «военно-полевого воздействия», то «умеренную оппозицию он предпочитал брать медленно – “измором“». В то же время сословно-классовая принадлежность Столыпина сформировала как особенности его характера, так и суть его политики. Ковенский помещик, став саратовским губернатором, с одной стороны, «терпеливо, измором» одолевал земско-дворянский либерализм в Саратовской губернии, с другой, - «решительно и сурово подавлял всякие проявления крестьянского движения».
Чернов называл Столыпина диктатором, подчеркивая авторитарный стиль его руководства соответствующий характеру проводимого им курса, но вместе с тем отмечал его незаурядность как государственного деятеля. По его мнению, по цельности характера и исторической значимости со Столыпиным мог сравниться только В.К.Плеве. Чернов, сопоставляя эти две фигуры, находил в них много общего: «общность целей при различии ресурсов и средств», «сильная власть старого стиля и стиля модерн», «оголенная бюрократическая диктатура и диктатура, обставленная по всем правилам искусства правовыми, чуть-чуть не конституционными декларациями». Столыпин и Плеве, с его точки зрения, представляли две эпохи «эволюции русского государства», «две вехи в его историческом развитии». В этом контексте это – «исторические фигуры», появление которых обусловлено инстинктом самосохранения старого отжившего строя, который в попытках выживания порождает «своеобразно сильные фигуры», подпитывает их собственной энергией и силой умирающего, обреченного на смерть.
Соч.: К вопросу о капитализме и крестьянстве. Нижний Новгород, 1905; К теории классовой борьбы. М., 1906; Маркс и Энгельс о крестьянстве: Историко-критический очерк. 2-е изд. М., 1906; Марксизм и аграрный вопрос: Историко-критический очерк. Ч.1, СПб., 1906; Философские и социологические этюды. М., 1907; Социалистические этюды. М., 1908; В хаосе современной деревни.// Современник, 1911, №6; Министерская карьера Столыпина.// Там же, 1911, №9; Война и «третья сила»: Сборник статей. Женева, 1915; Германская демократия на перепутье. Пг., 1917; Собрание сочинений. Пг., 1917, Вып. 1. Земля и право; На разные темы: Сборник статей из журнала «Воля России». Прага, 1923-1925; Рождение революционной России. (Февральская революция). – Париж, Прага, Нью-Йорк, 1934; Перед бурей. Воспоминания. 2-е изд. М., 1993; Конструктивный социализм. М., 1997. Лит.: Колесниченко Д.А. Виктор Михайлович Чернов // Россия на рубеже веков: исторические портреты. М., 1991; Ярцев Б.К. Поздненародническая концепция революции // Социалистическая идея: История и современность. М., 1992; Ерофеев Н.Д. В.М.Чернов // Политическая история России в партиях и лицах. М., 1993; Гусев К.В. В.М.Чернов: Штрихи к политическому портрету. М., 1999; Федоренко А.А. Политическая концепция В.М.Чернова. М., 1999; В.М.Чернов: Человек и политик: Материалы к биографии / Сост. А.П.Новиков. Саратов, 2004; Аврус А.И., Новиков А.П. П.А.Столыпин и В.М.Чернов (к постановке вопроса об общем в их аграрных программах) // Новейшая история Отечества ХХ-ХХI вв. Сб. науч.тр. Саратовского гос.ун-та им.Н.Г.Чернышевского. В.1. Саратов, 2006.