Установка памятника
П. А. Столыпину в Москве
Фото: ИТАР-ТАСС
возложили цветы к памятнику
Петру Столыпину. 27.12.2012 года.
по материалам сайта "Правительство России"
На сооружение памятника П.А. Столыпину в Москве собрано пожертвований 1095 на сумму 27 586 639.14 руб.
Владение. / Н.А.Федорова
Проблема соотношения собственности и владения являлась одной из дискуссионных тем в научной среде. В широком смысле, участники дискуссии задавались вопросом: если владение возникает независимо от государственного признания, может ли оно существовать и развиваться, а также пользоваться государственной защитой? В конечном итоге, отношение к институту владения отражало степень взаимодействия государства и субъекта, степень признания государством нелегализованных им самим полномочий личности.
Сущность этой проблемы исчерпывающе сформулировал отечественный правовед И.А.Покровский: «…в институте защиты владения дело идет не о собственности и вообще не о таком или ином имущественном праве, а о начале гораздо более высоком и идеальном - о насаждении уважения к человеческой личности как таковой. И с этой стороны защита владения занимает свое почетное место в ряду всех тех явлений культурного гражданского права, которые были отмечены выше и которые имеют своей целью охрану человеческой личности, возрастающей в своем самосознании и требующей для себя все большего и большего признания» (Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. Петроград: Юридический книжный склад «Право», 1917. С.219).
Одной из первых законодательных форм владения в Российской империи можно считать посессионное право (от лат. possessio - владение), возникшее Указами Петра Первого в 1719 и 1723 годах и развивавшееся затем как право владения казёнными объектами промышленного производства, а также закреплёнными за ними крестьянами.
Другим примером являлось чиншевое право Западных и Белорусских губерний - бессрочное возмездное (оброчное) наследуемое право пользования чужим земельным участком (Кассационное решение 1877 ¹ 109. Свод кассационных положений по вопросам русского гражданского материального права за 1866—1905 гг. / Сост. В.Л. Исаченко. СПб., 1906.: тип. Меркушева).
Среди остальных наиболее востребованных форм владения можно указать бессрочное оброчное содержание на казённых землях (Св. Зак. Т.VIII, ч.1. Изд. 1908. Ст.122-124); потомственное пользование городскими землями (Св. Зак. , т.II, Общ, Учрежд. Губ. Ст. 20, прим. к ст. 123); различные формы владения, устанавливаемые в отношении т.н. «инородцев» и т.д.
На протяжении исторического развития в России и других европейских государствах выработалось две противоположные тенденции в отношении владения. Первая выражалась в постепенном упразднении институтов владения посредством вынуждения владельцев становиться либо собственниками, либо пользователями, упрощая тем самым структуру правоотношений. Вторая заключалась в использовании сложившихся форм владения для выстраивания на их основе новых экономико-правовых отношений. Причём, как правило государство выбирало какое-либо одно направление в развитии владения.
В рамках столыпинских преобразований прослеживаются обе эти тенденции, в чём и состоит уникальность реформаторского процесса. В этот период государство стало стремиться шире использовать владение как институт права с тем, чтобы придать импульс развития отдельным объектам или субъектам, независимо от того, было ли владение законным или фактическим. Причём Столыпин делал упор на признание и последующей трансформации именно фактического владения. Это не только упрощало процесс реформирования, но и снимало социальную напряжённость, ибо владельцу не нужно было доказывать добросовестность своих прав.
Реформаторы задавались следующими вопросами:
- как встраивать фактических владельцев в систему изменяющихся хозяйственных и социальных отношений;
- в какой мере использовать институт владения на законодательном уровне.
Для Столыпина было очевидно, что динамика реформирования должна поддерживаться на высоком уровне, а значит вопросы размежевания земельных владельцев, равно как и вопросы легализации права владения не должны становиться камнем преткновения на этом пути. К тому же, он не видел оснований в дополнительном доказывании своих правомочий тем лицам, которые в силу сословной принадлежности были накрепко связаны с землёй. Поэтому во всех законопроектах того периода, посвящённых земельным правоотношениям, прослеживается мысль о признании владения де-факто.
Начало этому было положено уже в Указе 9 ноября, где в первой же статье указывалось: «1. Каждый домохозяин, владеющий надельной землею на общинном праве, может во всякое время требовать укрепления за собою в личную собственность причитающейся ему части из означенной земли» (3 ПСЗ. Т. 26. № 28528. Собрание узаконений. 1906. 11 ноября. Отд. I. Ст. 1859). Если бы общинный союз порождал юридическое право собственности, вышеуказанная формулировка была бы невозможной, поскольку означала бы необоснованное административное прекращение правомочий одного субъекта в пользу другого. Однако фраза «на общинном праве» означала не форму собственности, а сословную категорию как земли, так и её владельца, поэтому сама статья признавала крестьян фактическими владельцами, могущими превратиться в собственников.
Данная мысль подтверждалась и в следующей статье: «2. В обществах, в коих не было общих переделов в течение 24 лет, предшествующих заявлению отдельных домохозяев о желании перейти от общинного владения к личному, за каждым таким домохозяином укрепляются в личную собственность, сверх усадебного участка, все участки общинной земли, состоящие в его постоянном (не арендном) пользовании» (3 ПСЗ. Т. 26. № 28528. Собрание узаконений. 1906. 11 ноября. Отд. I. Ст. 1859). Фраза «в постоянном (не арендном) пользовании» означала, что общинное владение было фактическим, не регулируемым никаким нормативным актом; тогда как аренда возникала между собственником и пользователем, фиксировалась договором и не могла отменяться административным актом.
Такая позиция реформаторов становится понятна, если учесть, что они рассматривали землю как средство производства и стремились к поиску максимально эффективных форм её использования. Поэтому те общины, в которых хозяйственная жизнь фактически прекратилась, были также неприемлемы для Столыпина, как и домохозяева, переставшие заниматься сельскохозяйственным трудом «…лицо, "лежащее на печи", не может почитаться домохозяином, лицо отсутствующее, живущее где-нибудь в С.-Петербурге или на заработках, - не есть домохозяин… » (Дополнение в связи с выступлениями в Государственном совете В. П. Энгельгардта и Н. А. Хвостова, сделанное 27 марта 1910 г.//Государственный совет. Сессия пятая. 1909-1910 гг. Стенографические отчеты. СПб., 1910. С.1653-1654).
Однако те общины, которые вели хозяйственную деятельность и производили земельные переделы, государство считало субъектом фактических правоотношений и признавало их права. Так в статье 3 Указа на домохозяина налагались ограничения в отношении определения размера фактического землевладения: «Но если в постоянном пользовании желающего перейти к личному владению домохозяина состоит земли больше, нежели причиталось бы на его долю, на основаниях последней разверстки… за ним укрепляется в личную собственность то количество общинной земли, какое причитается ему по указанному расчету» (3 ПСЗ. Т. 26. № 28528. Собрание узаконений. 1906. 11 ноября. Отд. I. Ст. 1859). Излишек земельного владения можно было только выкупать у сельского общества.
Согласно статьям 4 и 5 Указа, за домохозяевами также сохранялось право на общие угодья (сенокосы, лес и т.д.) в виде фактического владения «…в том размере, в каком домохозяева, заявившие желание перейти от общинного владения к личному, пользуются означенными угодьями ко времени подачи такого заявления» (3 ПСЗ. Т. 26. № 28528. Собрание узаконений. 1906. 11 ноября. Отд. I. Ст. 1859). Эти положения практически в неизменном виде перешли и в закон от 14 июня 1910 года «Об изменении и дополнении некоторых постановлений о крестьянском землевладении» (3 ПСЗ. Т. 30. № 33743. Собрание узаконений. 1910. 19 июня. Отд. I. Ст. 1043).
Столыпин понимал, что резкая трансформация коллективных форм землепользования негативно отразится на населении, поэтому Указ предложил крестьянству уникальное правомочие - укрепление земли без выдела в натуре и землеустроительного оформления. С одной стороны, это была законное правомочие, потому что оно фиксировалась крепостными актами, а, с другой – неполное право собственности, потому что крестьянин не мог распорядиться ей до тех пор, пока не наносил участок на план и не отграничивал его в натуре. Это подтверждается статьёй 11 Указа, в которой отмечается: «В тех случаях, когда домохозяева, в личную собственность коих укреплены участки надельной земли, или общество пожелают отграничить эти участки в натуре и нанести их на план, межевые работы и составление планов могут быть исполняемы как правительственными, так и частными землемерами… (3 ПСЗ. Т. 26. № 28528. Собрание узаконений. 1906. 11 ноября. Отд. I. Ст. 1859).
Такой подход давал возможность, во-первых, подготовиться к рыночным отношениям крестьянству, а, во-вторых, уберечь земельный фонд от распыления и потери контроля за ним со стороны государства.
В самом начале преобразований Столыпину было важно не количество операций, которые собственник может осуществить со своим имуществом, а то, насколько его права ограждены от посягательств извне: "... надельная земля не может быть отчуждена лицу иного сословия; надельная земля не может быть заложена иначе, как в Крестьянский банк; она не может быть продана за личные долги; она не может быть завещана иначе, как по обычаю" (Из речи П.А. Столыпина 5 декабря 1908 г. //Государственная дума. Третий созыв. Сессия вторая. 1908-1909 гг.Стенографические отчеты. СПб., 1909. Ч. I. С. 2279-2284). Его доводы свидетельствуют о том, что укрепление наделов без выдела в натуре представляет собой форму владения с облегчёнными обременениями, налагаемыми на землевладельца.
Однако укрепление земли без выдела в натуре и землеустроительного оформления являлось промежуточным звеном преобразований, поэтому с 1908 года правительство берёт курс на сворачивание процесса долевого укрепления без выдела в натуре. Так, во Временных правилах о землеустройстве целых сельских обществ указывалось: «Образованные участки должны быть отграничены в натуре и обозначены межевыми знаками, с нанесением их на план» (Временные правила 19 марта 1909 года о землеустройстве целых сельских обществ, согласованные с законом 14 июня 1910 г. СПб., 1910. С. 1-10).
Однако даже тогда интересы общины не ставились под сомнение, а интересы владельца не противопоставлялись коллективному решению крестьянского схода: «Если общество с общинным землевладением постановило в первоначальном или дополнительном приговоре о переходе к отрубному или хуторскому владению с распределением земли не по существующей разверстке, а на новых основаниях, то, по постановлении такового приговора, ходатайства отдельных крестьян об укреплении или выделе их наделов по существующей разверстке не подлежат удовлетворению и принимаются лишь условно, на случай отмены приговора» (Временные правила 19 марта 1909 года о землеустройстве целых сельских обществ, согласованные с законом 14 июня 1910 г. СПб., 1910. С. 1-10). В данном случае владелец рассматривался не столько как хозяин реального имущества, сколько как правообладатель абстрактной доли, которая обозначается с учётом интересов других правообладателей.
К 1911 году грань между различными категориями фактических владельцев и собственником общинных земель была окончательно стерта: «При переделе общиною пахотных земель, каждый домохозяин, как укрепивший, так и не укрепивший участки общинных земель в личную собственность, вправе требовать выдела укрепленного или причитающегося ему по закону количества пашни к одному месту…» (Закон 29 мая 1911 года «О землеустройстве» // 3 ПСЗ. Т. 31. № 35370. Собрание узаконений. 1911. 16 июня. Отд. I. Ст. 1087).
При этом вопрос о размерах указанных наделов должен был решаться с учётом не только интересов выделяющихся владельцев, но и общины: «Размеры участков, причитающихся из общинных угодий тем домохозяевам, которые еще не укрепили этих угодий за собою в личную собственность, определяются в соответствии с бесспорным, постоянным, не арендным пользованием их сими угодьями; но если означенные домохозяева постановят, по большинству двух третей голосов, иные основания разверстания между ними состоящих в общинном их пользовании угодий, то размеры вышеупомянутых участков определяются в соответствии с их приговором» (3 ПСЗ. Т. 31. № 35370. Собрание узаконений. 1911. 16 июня. Отд. I. Ст. 1087).
Вопросы владения были актуальны не только для аграрного сектора, но и для других социальных сфер. Неизбежный рост цен на землю, определенная нехватка свободной земли для жилья в городах, значительные расходы при организации предприятий и промыслов, усложнение имущественных правоотношений предопределили появление особого института – права застройки. Как отмечали правоведы, право застройки: «…возникает и получает распространение по общему правилу всюду, где неотчуждаемость земли, прогрессивный рост населения, развитие промышленности и путей сообщения создают из строительной площади особую социально-экономическую ценность» (Митилино М.И. Право застройки. Киев, Тип. насл. Т. Г. Мейнандера, 1914. С.55).
Согласно юридическому определению, застройка – это «…вещное, наследственное и отчуждаемое право возмездно владеть в пределах законом установленных сроков чужим земельным участком исключительно с целью возведения строений» (Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. Т.1.М.: изд-во бр. Башмаковых, 1914. С. 411).
Темпы роста промышленных и жилых объектов в России были нарастающими: с 1858 по 1906 год только в Европейской России количество поселений, включая промышленные объекты, возросло на 51.1%, причём их значительная часть была возведена на чужой земле (Митилино М.И. Право застройки. Киев, Тип. насл. Т. Г. Мейнандера, 1914. С.50). Для урегулирования возможных коллизий собственнику земли и застройщику приходилось прибегать к заключению договоров аренды, что было крайне неудобно и арендодателю, и арендатору.
Эти и другие проблемы были причиной появления 4 декабря 1907 года заявления в порядке законодательной инициативы за подписью 35 депутатов, которое называлось «Об упразднении в Белоруссии остатков чиншевого владения и чиншевого права и выродившегося из него городского и местечкового домового арендного владения». Позднее Отдел Городского хозяйства Главного Управления по делам местного хозяйства МВД разработал свой проект, названный «О чиншевом владении в городах и местечках губерний Западных и Белорусских», который, после одобрения Столыпиным, был внесён в Государственную Думу 18 октября 1908 г.
Оба эти предложения рассматривались в специальной комиссии государственной Думы о чиншевом праве. Фактически, они касались урегулирования всех коллизий между собственником земли и владельцем зданий, а не только вопросов чиншевого права.
Несмотря на трудности прохождения данного проекта через законодательные инстанции, 23 июня 1912 года, он был Высочайше утверждён и вступил в силу.
Несмотря на то, застройка не распространялась или ограничивалась в отношении на некоторых категорий лиц (евреев, горцев и иностранцев), данное право было всесословным. Также, она разрешалась в отношении юридических лиц. Закон не применялся на территориях Прибалтийских губерний и Царства Польского.
По отношению к земле, на которой располагалось строение, застройка выступала как владение, прежде всего потому, что была срочной – от тридцати шести до девяносто девяти лет.
По отношению к строениям законодатель не дал столь точного определения, позволяя впоследствии толковать нормы закона самым широким образом. Большинство исследователей склонялось к тому, что застройщик безусловно имеет права собственности на возведённое им строение, однако собственник земли по окончанию договора может потребовать от застройщика сноса постройки: «…застройщик имеет право снести постройки к истечению срока договора; застройщик обязан снести их, если того потребует, не позже месяца после срока договора, собственник земли» (3 ПСЗ. Т. 32. № 37414.Собрание узаконений. 1912. 6 июля. Отд. I. Ст. 1147). Более того, собственник мог потребовать сохранить за ним постройки за вознаграждение, либо мог претендовать на переход права собственности на неснесённые строения. Эти спорные моменты остались в указанном законе до конца отрегулированными.
Существенными условиями договора застройки выступали: «1) наименование акта договором о праве застройки; 2) обязательство застройщика произвести, в определенный срок, постройки; 3) определение размера и сроков вознаграждения собственника, и 4) срок, на который устанавливается право застройки» (3 ПСЗ. Т. 32. № 37414. Собрание узаконений. 1912. 6 июля. Отд. I. Ст. 1147.)
Уникальность закона от 23 июня 1912 года заключалась в том, что согласно ему право застройки отделялось от конкретного имущества, сопровождающего договор. Таким образом, оно становилось самостоятельным капиталом, могло быть отчуждаемо как в целом, так и по частям, обладало целым рядом правомочий «... переходит по наследству и может быть на время его действия отчуждаемо как добровольно, так и с торгов, завещаемо и обременяемо долгами, а также правами участия частного (сервитутами), если на сей последний предмет в договоре содержится особое разрешение, – порядком, определенным для имуществ недвижимых» (3 ПСЗ. Т. 32. № 37414.Собрание узаконений. 1912. 6 июля. Отд. I. Ст. 1147).
Всё это указывало на усложнение гражданских и хозяйственных правоотношений, на складывание рынка не только имущества, но также и имущественных прав, что являлось признаком возрастающей правовой культуры обывателя.
Современники высоко оценивали как сам закон, так и те социальные последствия, которые могут наступить в результате его применения: «В праве застройки ищут разрешения "жилищного вопроса". Земля в населенных местностях стоит громадных денег и покупка ее для застройки не всякому под силу… Право застройки как вещное дает застройщику больше гарантий и вместе с тем предоставляет известные выгоды собственнику. Поэтому институт застройки имеет впереди широкую будущность» (Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. Т.1.М.: изд-во бр. Башмаковых, 1914. С.413).
Это был первый закон, где субъекты, с одной стороны, были равны друг другу по правовому статусу, а, с другой – взаимозависели друг от друга. Кроме этого, он был направлен на индустриально-жилищную, а не земельно-аграрную сферу.
Владельцы не были обойдены вниманием и при реорганизации российской финансовой системы. Так в законе «О государственном налоге с недвижимых имуществ в городах, посадах и местечках, за исключением посадов губерний Царства Польского» указывалось: «В случае отдельного от права собственности владения и пользования недвижимым имуществом, налог с сего имущества уплачивается лицом, во владении или пользовании которого оно находится» (3 ПСЗ. Т. 30. № 33673. Собрание узаконений. 1910. 3 июля. Отд. I. Ст. 1199).
Также реформаторы проявили высокой уровень правовой культуры, системно подойдя к вопросу о разделе долга между собственником и владельцем: «Если недоимка числится на недвижимом имуществе, составляющем предмет отдельного от права собственности права владения и пользования… то взыскание ее обращается на означенное право». (3 ПСЗ. Т. 30. № 33673. Собрание узаконений. 1910. 3 июля. Отд. I. Ст. 1199). Таким образом, долг, как и само имущество напрямую зависел от фактического, а не юридического правообладателя. Само же право владения рассматривалось как самостоятельное и суверенное настолько, чтобы порождать долговые обязательства, а значит, и участвовать в рыночном обороте.
Позднее, мысль о едином фискальном статусе владельца и собственника нашла отражение в законе «О государственном подоходном налоге»: «Государственный подоходный налог взимается с полученного плательщиком дохода, в какой бы форме таковой доход ни получался, от всякого рода источников, а именно… от недвижимой собственности, арендования, найма застройки (Свод. зак, т. X, ч. 1, Зак. гражд., изд. 1914 г., ст. 5421-54227) и всяких иных видов владения и пользования недвижимыми имуществами» (Собрание узаконений. 1916. 26 апреля. Отд. I. Ст. 838).
Также единообразные требования были установлены при определении налогооблагаемой базы как для собственников, так и для владельцев. В отношении владельцев допускались лишь некоторые послабления: « Доход от арендования, найма, застройки или иных видов владения или пользования недвижимыми имуществами и предприятиями исчисляется на тех же основаниях, как и доход от недвижимой собственности или ведения собственного предприятия, за вычетом лишь из этого дохода арендной или наемной платы, а равно иных, лежащих на арендаторе, нанимателе, застройщике или пользователе, денежных и натуральных повинностей в пользу собственника» (Собрание узаконений. 1916. 26 апреля. Отд. I. Ст. 838).
Тем самым владелец признавался таким же субъектом правоотношений, как и собственник, а его имущество подлежало полноправному хозяйственному обороту.
Таким образом, реформаторам и, в частности, Столыпину, удалось встроить институт владения в систему экономико-правовых и социальных отношений, воспитывая чувство уважения к чужому праву. Именно владение позволяло субъекту плавно входить в новые для него рыночные отношения, выбрать тот объём правомочий, который он был в состоянии нести. Столыпину удалось предвосхитить тенденцию, которая появилась позднее и состояла в иерархичном построении имущественных правоотношений, где собственность была базисом, а владение – их ядром. Будучи наиболее приближённой к потребностям практической жизни, по словам И.А.Покровского «…наперекор всяким учениям и доктринам, под влиянием несмолкающего голоса жизни именно эта идея ограниченного владения постепенно пробивает себе дорогу на свет Божий» (Покровский И. А. Владение в русском проекте гражданского уложения // Журнал Министерства юстиции. 1902. № 10. С.54).
Источники:
Временные правила 19 марта 1909 года о землеустройстве целых сельских обществ, согласованные с законом 14 июня 1910 г. СПб., 1910.
Свод кассационных положений по вопросам русского гражданского материального права за 1866—1905 гг. / Сост. В.Л. Исаченко. СПб., 1906.: тип. Меркушева).
Литература:
Кассо Л. Здания на чужой земле. М.: Издание книжного магазина И. К. Голубева под фирмою "Правоведение", 1905.
Копылов A.B. Вещные права на землю в римском, русском дореволюционном и современном российском гражданском праве . М.: Статут, 2000.
Митилино М.И. Право застройки. Киев, Тип. насл. Т. Г. Мейнандера, 1914.
Победоносцев К.П. Курс гражданского права. Т.1. М.: Зерцало, 2003.
Покровский И. А. Владение в русском проекте гражданского уложения // Журнал Министерства юстиции. 1902. № 10.
Суханов Е.А. О понятии и видах вещных прав в российском гражданском праве/Журнал российского права. 2006, № 12
Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. Петроград: Юридический книжный склад «Право», 1917.
Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. Т.1.М.: изд-во бр. Башмаковых, 1914.
Федорова Н.А.