Установка памятника
П. А. Столыпину в Москве
Фото: ИТАР-ТАСС
возложили цветы к памятнику
Петру Столыпину. 27.12.2012 года.
по материалам сайта "Правительство России"
На сооружение памятника П.А. Столыпину в Москве собрано пожертвований 1095 на сумму 27 586 639.14 руб.
Видео
Богров. / О.А. Исхакова
27 августа 1911 Богров явился к начальнику Киевского охранного отделения Н.Н.Кулябко и в присутствии начальника дворцовой охраны, зав. Секретной агентуры царского двора, полковника А.И.Спиридовича, вице-директора Департамента полиции М.Н.Веригина передал ему докладную записку, в которой изложил версию о своей связи с группой революционеров. Согласно записке в 1910 из Парижа в Петербург приехала «дама», которая привезла с собой письма ЦК партии эсеров. Два письма и деньги она должна была передать эсеру Е.Е.Лазареву и одно – члену Государственной думы трудовику А.А.Булату. В конце концов, письма попали к Богрову, который передал их фон Коттену. Между Лазаревым и Богровым установилась постоянная связь. Через некоторое время к Богрову явился незнакомец, который представился другом Лазарева и спросил, у кого он может получить справки о прежней деятельности Богрова. Потом к Богрову прибыл еще один господин, а в конце июня 1911 Богров получил письмо с целым рядом вопросов о его убеждениях и настроении. Был указан адрес, на который Богров дал незамедлительный ответ. В конце июля на дачу Богрова в Потоки около Кременчуга явился «Николай Яковлевич», который рассказал, что узнал дачный адрес Богрова в Киеве. «Николай Яковлевич» интересовался можно ли раздобыть в Киеве квартиру для трех человек. После утвердительного ответа Богрова, прибывший расспросил о способах сообщения с Киевом. Богров предложил план переезда на моторной лодке, который «Николай Яковлевич» одобрил. В тот же день он уехал обратно в Кременчуг и обещал в скором времени дать о себе знать. Выслушав Богрова, Спиридович предложил ему самостоятельно подобрать конспиративную квартиру и провести террористов в Киев через ближайшую железнодорожную станцию. Поскольку Богров должен был лично опознать террористов и передать их в руки полиции в процессе подготовки теракта, Кулябко решил предоставить ему доступ во все места, связанные с торжествами, где должны были быть не только министры и сановники, но и сам император. 27 августа в детали готовившейся операции был посвящен товарищ министра внутренних дел, шеф отдельного корпуса жандармов генерал П.Г.Курлов, который, одобрив план, распорядился проверить данные на террористов, полученные от Богрова, при этом проверка показала крайнюю противоречивость поступивших сведений. 31 августа Богров сообщил Кулябко, что один из членов группы «Николай Яковлевич» в сопровождении девицы «Нины Александровны» прибыл в Киев. Он попросил выдать ему билет в Купеческий сад в связи с тем, что террористы потребовали от него приметы Столыпина и Л.А.Кассо, и ему необходимо создать видимость активных действий. Билеты Богрову были вручены, однако ему не удалось в саду близко подойти к Столыпину. Ночью Богров связался с Кулябко и, рассказав ему о предстоящей встрече с членами группы на конспиративной квартире на следующий день, попросил билеты в городской театр на торжественный спектакль, мотивировав свою просьбу необходимостью выполнить полученное от террористов поручение. Кулябко распорядился выдать билет, не смотря на инструкцию Департамента полиции, которая строжайше запрещала допускать секретных сотрудников из «революционеров» в те места, где находились высокопоставленные лица, и тем более царь, так как такие агенты считались политически неблагонадежными. В тех случаях, когда невозможно было предотвратить преступление без нахождения этого сотрудника близ лица, на которое готовилось покушение, он должен был находиться под наблюдением офицера охраны. Однако слежка за Богровым не была установлена. 1 сентября 1911 в 6 утра Кулябко впервые доложил о готовившемся покушении киевскому генерал-губернатору Ф.Ф.Трепову. В 7 часов утра он сообщил об этом Столыпину с просьбой не ходить по городу. Во время представления Богров дважды покидал театр, чтобы по поручению Кулябко якобы проверить наличие «Николая Яковлевича» на конспиративной квартире. Во время второго антракта Столыпин стоял лицом к партеру, облокотившись на барьер оркестровой ямы. Богров, прикрывая оттопыривавшийся от браунинга карман театральной программкой, подошел к нему на два-три шага и дважды него выстрелил. Одна пуля попала Столыпину в руку, другая - в живот. 5 сентября 1911 г. Столыпин скончался в частной клинике Маковского, куда его сразу доставили после покушения. Задержанного Богрова стали избивать, его с трудом удалось отбить. Тут же в театре Богров был обыскан и допрошен помощником начальника Киевского жандармского управления А.А.Ивановым, а затем отправлен в тюрьму «Косой Капонир». Предварительное следствие было проведено за шесть дней, после чего 6 сентября материалы были переданы в Киевский военно-окружной суд в связи с тем, что Киевская губерния находилась на положении усиленной охраны. 12 сентября 1911 Богров был повешен по приговору Киевского военно-окружного суда.
По делу Богрова была проведена сенатская ревизия под руководством директора Департамента полиции М.И.Трусевича, материалы которой были переданы в 1-й департамент Государственного совета, постановившего провести предварительное следствие по данному делу. По результатам следствия Государственный совет признал руководителей охранки (Кулябко, Спиридовича, Веригина, Курлова) виновными в случившимся факте убийства Столыпина и пришел к выводу о необходимости предания суду всех четырех обвиняемых. Однако в январе 1913 дальнейшее расследование было прекращено по решению императора Николая II, не смотря на сопротивление нового председателя Совета министров В.Н.Коковцева, доказывавшего, что такой шаг окончательно утвердит в общественном мнении мысль о причастности охранки к убийству Столыпина (Коковцев В.Н. Из моего прошлого. Париж, 1933. Т.2. С.116-118).
В историографии долгое время отсутствовало единство взглядов на личность Богрова и мотивы его преступления. Высказывались две противоположные точки зрения, которые подкреплялись различными характеристиками Богрова со стороны современников. И.С.Гроссман-Рощин писал о Богрове: «В нем жило что-то трезвенное, деляческое, запылено-будничное, как вывеска бакалейной лавочки… Я очень легко представляю Богрова подрядчиком по починке больничных крыш, неплохим коммивояжером шпагатной фабрики… И он бы серо и нудно делал нудное дело. Но точно также представляю себе и такой финал: в местной газете, в отделе происшествий появляется петитом набранная заметка: “В гостинице «Мадрид» покончил самоубийством коммивояжер шпагатной фабрики Д.Богров. Причины самоубийства не выяснены”» (Гроссман-Рощин И., Д.Богров, убийца Столыпина. (Из записной книжки).//Былое,1924. №26. С.154). В свою очередь, П.Лятковский в письме Г.Б.Сандомирскому вспоминал о характерном разговоре с Богровым: «Он не хотел быть чернорабочим в революции, не хотел быть “мелкой сошкой”; ему нужно было “главное”. Поэтому-то он вступил в охранку, чтобы сделать это “главное”, потому-то он и стрелял, чтобы его оценили, чтобы его знали. Ему нужна была слава, известность. Пусть слава провокатора, Герострата, лишь бы слава, а не реабилитация...» (Лятковский П. Нечто о Богрове // Каторга и ссылка. 1926. №2(23). С.31). Ряд людей также хорошо знавших Богрова отзывались о нем как о революционере-одиночке, находившемся под влиянием идей П.А.Кропоткина и М.А.Бакунина. Б.М.Прилежаева-Барская дала характерный портрет Богрову: «Он всегда смеялся над “хорошим и дурным”. Презирая общепринятую мораль, он создавал свою, причудливую и не всегда понятную. Он шел к давно намеченной цели жутким и извилистым путем, считая, быть может, что достижение покрывает все. “Партия – это я“, - говорил он когда-то, и эта “партия” разрешила ему ту тактику, которую не разрешила бы ему никакая другая» (Убийство Столыпина. Свидетельства и документы. Сост.А.Сребренников. Нью-Йорк, 1989. С.96-97). Практически сразу после убийства Столыпина апологетом Богрова выступил А.Мушин, доказывая, что тот был неподкупным и искренним революционером и фактически пожертвовал собой во имя идеалов революции (Мушин А., Дм. Богров и убийство Столыпина. Предисловие В.Бурцева. Париж, 1914). Л.Ган, напротив, доказывал, что Богров состоял на службе в Охранном отделении и действовал как провокатор полиции (Ган Л., Убийство Столыпина. //Исторический вестник. 1911. №3, 4). В советской историографии 1920-х гг. защитниками Богрова выступили его бывшие соратники – анархисты, в частности Сандомирский. Даже после публикации Б.Струмилло документов, подтвердивших связь Богрова с полицией, он продолжал утверждать, что Богров являлся «провокатором без провокации» и его лучшей реабилитацией был «акт самопожертвования», «доступный революционеру даже чистейшей воды» (Сандомирский Г., По поводу старого спора // Каторга и ссылка. 1926. №2 (23). С.26, 33). Практически к таким же выводам пришел Лазарев, утверждавший, что Богров решил «своим поведением и смертью искупить свое преступление». Лазарев подчеркивал, что Богров был совершенно искренним в беседах с ним, когда говорил, «что по приезде в Петербург он вновь стал революционером, - в том смысле, конечно, что он решил “хлопнуть дверью“, уходя с этого света» (Лазарев Е.Е., Дмитрий Богров и убийство Столыпина // Воля России. Прага, 1926.№VIII->IX.С.63-65).В то же время Б.Струмилло доказал на основе опубликованных данных, что Богров являлся заурядным провокатором, сознательно сотрудничавшим с полицией, и пришел к выводу: «Богров – провокатор, после разоблачения вместо самоубийства кончивший убийством Столыпина» (Струмилло Б., Материалы о Д.Богрове. (По делам бывшего Департамента полиции). // Красная летопись. 1924, №1(10). С.240). Этот вывод попытался оспорить в 1960-е гг. Б.Ю.Майский. Он считал, что Богров по молодости и неопытности «запутался в тенетах охранки» и с целью искупления своей вины «сознательно пожертвовал своей собственной жизнью» (Майский Б.Ю. «Столыпинщина» и конец Столыпина.// Вопросы истории. 1966, №1. С141-142). Данную версию подробно раскритиковал А.Я.Аврех. Обратившись к анализу личности и мотивации поступков Богрова, он пришел к выводу, что в основе сотрудничества Богрова с полицией лежали в равной степени материальный интерес и нездоровое честолюбие, позволявшее ему осознавать себя причастным к политической и государственной деятельности, повышать свою значимость в собственных глазах. Аврех отнес Богрова к распространенному в то время типу интеллигентных молодых людей, разочарованных в жизни, внутренне опустошенных, не сумевших найти свое место, готовых на любые экстравагантные поступки с целью обратить на себя внимание: «кто кончал самоубийством, кто, наоборот, убивал свою любовницу, а вот Богров дошел до мысли “хлопнуть дверью”, убив Столыпина» (Аврех А.Я., Столыпин и судьбы реформ в России. М., 1991. С.218). В современной историографии не оспаривается факт провокаторства Богрова, но излагаются разные мотивы его поступка в рамках вышеизложенных версий. Остается невыясненным вопрос о причастности охранки к убийству Столыпина. В советской историографии, как апологеты, так и противники Богрова отмечали удивительную наивность должностных лиц, отвечавших за безопасность Столыпина, поверивших фантастическому рассказу Богрова и не проверивших факты, изложенные им. Это объясняли в равной степени ловкостью и хитростью Богрова, так и непрофессионализмом деятелей охранки. Аврех одним из первых предложил обратиться к «обывательской» версии, распространявшейся в виде слухов сразу же после убийства, согласно которой ответственные жандармские чины хотели инсценировать покушение на Столыпина, чтобы, успешно предотвратив его, получить награды, но потеряли контроль над Богровым, либо они намеренно убили премьер-министра руками своего провокатора. Проведенный Аврехом анализ событий и документов позволил сделать ему заключение о том, что прямых улик, уличающих деятелей охранки нет, но косвенные данные прямо указывают на их причастность к убийству (Указ. соч. С.221). Данную версию поддержал П.Н.Зырянов, отметивший, что «выдумки Богрова, шитые белыми нитками годились разве что для деревенского урядника, а не для четырех матерых жандармов». По мнению исследователя, охранники рассчитывали выяснить, кто в действительности стоит за Богровым, но «заигрались», «действуя тем беспечнее, что в сложившихся условиях и по субъективным причинам» жизнь Столыпина в их глазах не представляла большой ценности (Зырянов П.Н., Петр Столыпин. Политический портрет. М., 1992. С.120). С.А.Степанов и Б.Г.Федоров, напротив, отвергли идею заговора, придя к выводу: убийство Столыпина стало возможным благодаря преступной халатности, несоблюдению основных инструкций при работе, пусть и с бывшим, секретным сотрудником, некомпетентности руководителей сыска (Степанов С.А.Загадки убийства Столыпина. М., 1995; Федоров Б.Г. Петр Аркадьевич Столыпин. М., 2002). Эта точка зрения фактически совпадает с выводами официального расследования.
Лит.: Мушин А., Дм. Богров и убийство Столыпина. Предисловие В.Бурцева. Париж, 1914; Книжник И., Воспоминания о Богрове, убийце Столыпина.//Красная летопись, 1923, №5; Струмилло Б., Материалы о Д.Богрове. (По делам бывшего Департамента полиции). // Там же, 1923, №9, 1924, №1; Гроссман-Рощин И., Д.Богров, убийца Столыпина. (Из записной книжки).//Былое,1924, №26; Лазарев Е., Д.Богров и убийство Столыпина.//Воля России, Прага, 1926, №6-9; Богров В., Д.Богров и убийство Столыпина. Разоблачение «Действительных и мнимых тайн». Берлин, 1931; Аронсон В., Загадки убийства Столыпина.// Россия накануне революции. Исторические этюды. Нью-Йорк, 1962; Майский Б.Ю. «Столыпинщина» и конец Столыпина.// Вопросы истории, 1966, №1-2; Базылев Л., Загадка 1 сентября 1911 года.// Там же, 1975, №7; Убийство Столыпина. Свидетельства и документы. Состав. Серебренников А., Нью-Йорк, 1989; Аврех А.Я., Столыпин и судьбы реформ в России. М., 1991; Степанов С.А., Загадки убийства Столыпина. М., 1995; Федоров Б.Г., Петр Аркадьевич Столыпин. М., 2002; Сидоровнин Г.П., П.А.Столыпин: Жизнь за Отечество: Жизнеописание (1862-1911). Саратов, 2002; Тайна убийства Столыпина. М., 2003.
